— Эй, Ярил. Яриле!

Зевота недовольно забурчал, заворочался.

— Чего, дядько Мечислав?

— Завтра, с утра раннего, на Притыку поскачешь, за медом. Там на мысу меж Глубочицей и Притыкой человечек тебя ждать будет. Заберешь у него мед, заодно спросишь, не возьмет ли он по дешевке хищеную утварь. Только не говори, что утварь хищеная, скажи, залежалась, вот и продаем дешево.

«А то мужик не догадается, откуда утварь? — подумал про себя Зевота. — Ну и глупень же ты, Мечиславе!»

— По двору с утра не ходи, не мешкай, — напутствовал Мечислав. — Меня тоже не буди, лошадь на конюшне возьмешь, я скажу челядинам.

— Сделаю, дядько! Не сомневайся. Дай поспать хоть чуток.

— Не проспи только.

— Да не бойся, нешто я когда просыпал? С первосолнышком встану!

— Ну, смотри...

Мечислав-людин ушел, и Ярил поглубже зарылся в солому.

А хозяин корчмы так и не уснул до утра. Едва забрезжило, вывел с конюшни самолучшую лошадь, уселся в седло. Челядин побег отворять ворота.

— Сейчас Ярилко явится. — Мечислав наклонился к слуге: — Дашь ему худого конька, рыжего.

— Сполню, батюшка!

— Ну, да помогут нам боги.

Хлестнув плетью коня, Мечислав-людин ходко поскакал к городским воротам.

Город вставал, просыпался. Затеплились дымки над крышами, на Подоле, понизу, да по пристани расплывалась утренняя туманная дымка. Заругались где-то поблизости, на пути, в кузне загромыхали железом. По дальним улицам, к воротам, на луг заливной, поспешая, шли косцы. Покуда до луга дойдут — так и солнышко встанет, росу высушит.

Пристроившись за ними, Ярил Зевота смачно зевнул — один раз в детстве, зеваючи, челюсть вывихнул, еле потом вставили, оттуда и прозвище — и потянулся. Ехал неспешно — да на этом-то коньке только так и можно было, — ну и дурень Мечислав, на тайное дело послал, а коня пожалел справного! Тупой, как топор неточеный!

Выехав за ворота, Ярил обогнал косцов и потрусил вдоль Притыки по узкой, потрескавшейся от августовского зноя дорожке. Вокруг росли кусты бузины, малины, орешник. Не выдержав, Ярил свернул к малиннику — срывал прямо губами сочные ягоды, не замечая, как сладкий сок капает на рубаху, а как увидал — уже поздно было.

— Ладно, на реке постираю. — Зевота улыбнулся — ему сделалось вдруг так хорошо, как не было уже давно. Может быть, от хорошего утра, синего, прозрачного и росного, от яркой зелени трав, от березовой рощицы, что встретилась на пути, от широкой ленты реки по правую руку, от ласкового солнышка, припекавшего спину, от пения жаворонков, от всего...

От всего этого Ярил даже запел песню, почему-то свадебную:

— Мать честная!

В реке, на излучине, у мыса меж Глубочицей и Притыкой, купалась дева красоты неописуемой! Стройная, загорелая, черные волосы ровно вороньи крылья. Тонок стан, лицо, грудь... ууу... что за грудь! а глаза... Глаз из-за кустов не разглядеть было.

Отпустив конька пастись на лугу, Ярил осторожно раздвинул кусты, любуясь девушкой.

Позади послышался скрип подводы. Парень вздрогнул, но тут же расслабился. Ну как же — это ведь и есть условное место. Неслышно выбрался из кустов — вот, у дуба, подвода. На возу, на сене, спиной к нему сидел мужик в круглой шапке.

Оглянувшись на девушку, Ярил подошел ближе:

— Эй, паря! Я от Мечислава.

Мужик обернулся. Ухмыльнулся широко — здоровенный, мосластый, круглолицый... без бороды... Да не мужик это, а баба! Ну и дурень Мечислав-людин, мужика с бабой перепутал.

— Чего смотришь, миленок? — с усмешкой спросила баба. — А поворотись-ка!

— Зачем?

— Поворотись, говорю, да встань ближе к дубу! — Баба обернулась к реке, крикнула зычно: — Эй, Любима, собирайся! Хватит купаться.

Любима? Так вот, значит, как зовут девицу. Любима...

Улыбаясь, Ярил встал ближе к дубу.

И тут же на голову ему накинули пыльный мешок, заломили руки, скрутили веревками.

— Ну, теперь вези его, матушка, — услыхал Ярил грубый мужской голос. — Девки-то твои приблудные не помешают?

— Не помешают. Вот я их где держу, Мечиславе!

Мечислав!

Послышался конский топот. Связанного Ярила грубо бросили на дно повозки, придавив сверху чем-то тяжелым.

«Мечислав... Мечислав...» — повторял Ярил, задыхаясь в пыли. Как же он недооценил этого похожего на медведя мужика, которого все считали не очень-то умным. А он, оказывается, хитер! Ошибочка вышла с Мечиславом, ошибка. И как бы эта ошибка теперь не стоила Ярилу жизни.

Сидевшая на сене баба чмокнула губами, и лошадь медленно тронулась. Поскрипывала на ухабах повозка, на дне которой, словно сноп, валялся Ярил Зевота.

Ошибка...

Глава 11

МОЛЕНИЯ И МЕЧТЫ НИКИФОРА

Август — сентябрь 863 г. Киевщина

Неизвестно почему, но после загадочного исчезновения Ярила Зевоты Хельги-ярл не чувствовал себя спокойно, хотя, казалось бы, что ему за дело до пропавшего прощелыги? Если б Хельги был обычным викингом, то оно, конечно, так бы и было — ну, пропал и пропал парень, и пес с ним. Жалко, что ли? Однако давно уже осознавший свою необычность молодой ярл считал себя в ответе за всех, с кем делил кров и пищу, кто хоть немного доверял ему или, вот как Ярил, всего лишь верно служил. Да и верно ли?

Вот уже больше трех дней Зевота не оставлял тайных знаков, не шлялся по рынку, даже в корчме Мечислава-людина на Щековице не появлялся. Хельги уже подумывал, не заявиться ли в корчму самолично, иль послать кого из друзей — расспросить, да вот только уж слишком они все были приметны и хорошо известны Мечиславу и его людям.

Кроме всего этого, ярлу не давала покоя странная миссия известного работорговца Харинтия Гуся. Если верить словам пропавшего Зевоты, именно его невольничий караван должен был на днях отправиться в земли радимичей. Отправиться неизвестно зачем. Снорри, ничтоже сумняшеся, даже предложил выследить и ограбить караван, на что Хельги-ярл отвечал уклончиво — дескать, подождать да посмотреть надо.

— Да чего на него смотреть-то? — Снорри с возмущением хлопнул себя ладонями по коленям. — Что мы, работорговцев не видели? Птички жирные, пощипать стоит.

— Он прав, — поддержал его Ирландец. — Серебро для нас лишним не будет. Только для начала хорошо бы вызнать об этом караване всё, что возможно. Может, и нет у Харинтия этого никакого серебра — одни невольники. И что мы с ними будем делать? В Миклагард продавать повезем? Ведь здесь не удастся.

Вздохнув, Хельги согласился с обоими. Тайна каравана требовала разгадки, ведь Харинтий Гусь был тесно связан с Ильманом Карасем, а через него — и с друидом, от которого можно было в любой момент ожидать любой подлости. Интересно, знает ли тот, где именно остановились ярл и его люди?

— Конечно, знает, — грустно усмехнулся Ирландец. — Иначе как бы он послал мне записку? И полагаю, следит за каждым нашим шагом, через слуг, через купцов, да через кого угодно! Ведь и ты, ярл, на его месте поступил бы точно так же.

Хельги молча кивнул, терпеливо ожидая, когда Конхобар перейдет к конструктивным предложениям, а таковые у него наверняка имелись — голова у бывшего жреца варила, как, пожалуй, ни у кого больше в компании бильрестского ярла. Хельги хорошо знал об этом и специально вызвал Ирландца на разговор. И не ошибся.